Кроме того, Мопассаном владела навязчивая идея, которую разделяли в ту пору многие его соотечественники, что долг мужчины перед самим собой, по образному выражению С. Моэма, «заваливаться в постель с каждой встречной женщиной моложе сорока лет». По-видимому, поэтому многие персонажи рассказов Мопассана удовлетворяют свои плотские потребности просто ради самоуважения, лишь потому, что это возвысит их в глазах окружающих.
Несмотря на многочисленные признания в любви десяткам женщин, Ги так ни разу и не сделал решительного шага к женитьбе. Такому отношению к браку способствовала и мать, властная аристократка, не желавшая и слышать о супружеских намерениях со стороны любой женщины. А после смерти сына она словно накинула покрывало на его прошлое. Когда кто-то спросил ее о внебрачных детях Ги, Лаура гневно воскликнула: «Дети! Я не знаю никаких детей, кроме этих», – и показала на книги сына.
Мопассану была присуща еще одна черта, не совсем характерная для модного писателя. Он прилагал огромные усилия для того, чтобы скрыть свою личную жизнь от посторонних взглядов, и не раз повторял: «Если я когда-нибудь стану достаточно известным для того, чтобы любопытное потомство заинтересовалось тайной моей жизни, то одна мысль о том, что тень, в которой я держу свое сердце, будет освещена печатными сообщениями, разоблачениями, ссылками, разъяснениями, порождает во мне невыразимую тоску и непреодолимый гнев». Можно только представить, как бы Мопассан отнесся к посмертным рассказам о себе, он, пришедший однажды в ярость оттого, что неосторожный издатель осмелился напечатать в одной из книг его портрет. «Публике принадлежат наши произведения, но отнюдь не наши физиономии», – такими были его слова.
Пустому и тщеславному высшему свету Мопассан предпочитал крепкие дружеские связи с несколькими литераторами, свободно чувствуя себя только в той обстановке, где находил себе равных, – среди артистов и писателей. В конце 80-х годов он мог себе позволить еще более свободный выбор общества, чем в молодые годы. В это время, как говорилось выше, Мопассан был уже неслыханно знаменит, заслуженно считался лучшим новеллистом Франции. Уже были опубликованы его лучшие романы и новеллы, его книги переводили во многих странах Европы, ими зачитывались в России. Писателем восхищались, его прославляли и критики, и читатели, безоговорочно признавая у него талант выдающегося мастера слова.
Но мало кто знал, что этот красавец с загорелым лицом и спортивной фигурой, о любовных похождениях которого ходило столько легенд, болен, причем очень тяжело. К 38 годам Мопассан из цветущего здоровяка превратился в дряхлого старика. О его болезни, а точнее о версиях ее возникновения, писали и продолжают писать многие его биографы, считая причинами ее и чересчур активный, неупорядоченный образ жизни, и нервное истощение, и увлечение наркотическими веществами, и наследственность.
Болезнь быстро прогрессировала, сопровождаясь манией преследования, резкими переходами от подавленности к возбуждению, пока не вступила в предсмертную фазу – безумие. В его последних письмах слышен крик ужаса: «Я не имею ни одной последовательной мысли, я забываю слова, названия всего, и мои галлюцинации, мои страдания раздирают меня. Я не могу писать: я больше не вижу, это крушение моей жизни».
В ночь на 2 января 1892 г., в одну из редких минут просветления Мопассан, не желая пережить крушение своего рассудка, попытался покончить жизнь самоубийством, но неудачно. С этого дня он почувствовал себя окончательно сломленным, его ум, «чуждый страданию», погрузился в беспросветный сумрак. 7 января из Канна, где он последние годы жил с матерью, его привезли в Париж и поместили в лечебницу доктора Мерио. После 18 месяцев почти безжизненного существования 6 июля 1893 г. Ги де Мопассан скончался.
Хоронили Мопассана на Монпарнасском кладбище. На похоронах присутствовали друзья и почитатели писателя, многие литераторы и артисты. Эмиль Золя в своей речи на могиле друга сказал: «Мы, знавшие его, сохраним в нашей душе его яркий и трагический образ. А впоследствии те, которые будут знать его только благодаря его произведениям, полюбят его за вечную песнь любви, которую он пел жизни».
Владимир Владимирович Набоков
(23.04.1899 – 12.07.1977)
Русский и американский писатель.
Романы «Машенька», «Король, дама, валет», «Возвращение Чорба», «Защита Лужина», «Приглашение на казнь», «Дар», «Другие берега», «Пнин», «Лолита», «Ада»; монография «Николай Гоголь»; повести, рассказы.
В мире было немало писателей, которые чувствовали себя легко в различной языковой среде. Можно назвать имена Камю, Беккета, Бродского. Но особое место в этом списке, видимо, все же занимает Владимир Набоков. Он не только одинаково талантливо писал на русском и английском, но и собственноручно переводил свои произведения с одного языка на другой. Такая способность была обусловлена воспитанием Набокова, выросшего в многоязыковой среде и получившего по тем временам прекрасное образование в престижном Тенишевском училище и Кембриджском университете.
Владимир Владимирович Набоков родился 23 апреля 1899 г. в Петербурге в одной из самых богатых аристократических семей России. (Достаточно сказать, что в семнадцать лет он унаследовал одну из лучших русских усадеб, принадлежавших семейству, построенную в XVIII веке для князя Безбородко, министра внешних сношений при Екатерине II.) Его отец, Владимир Дмитриевич Набоков, крупный общественный и политический деятель, происходил из древнего дворянского рода. Набоковы состояли в разнообразном родстве с Аксаковыми, Шишковыми, Пущиными, Данзасами.
Володя Набоков был, пожалуй, одним из самых благополучных и счастливых детей в России. Позже, уже будучи известным писателем, он с легкой грустью и ностальгией подробно описал в романе «Дар» свой земной детский рай.
Уже в юности будущий писатель проявил редкую для молодого человека отстраненность от политических событий. На протяжении всего бурного 1917 г. он продолжал писать любовные стихи, как будто вокруг ничего не происходило. В ночь штурма Зимнего дворца он, сочинив очередное стихотворение, сделал такую запись: «Пока я писал, с улицы слышалась сильная ружейная пальба и подлый треск пулемета».
Эмиграция из большевистской России была для семьи Набоковых не только идеологическим протестом, но и средством спасения от физической расправы. Из Крыма Набоковы эмигрировали в Берлин, где Владимиру Владимировичу пришлось пережить страшную трагедию. В марте 1922 г. погиб его отец. В зале берлинской филармонии он заслонил собой от пули экстремиста своего оппонента, известного историка Милюкова.
В эмиграции молодой Набоков оказался перед выбором – жить как все, просто выживая, либо, наперекор всему, хранить и пестовать прекрасную легенду своего происхождения. Он выбрал второе и на всю жизнь так и остался одиночкой.
Пытаясь разобраться в загадке его личности, биографы отмечали три наиболее характерные его особенности. Во-первых, необыкновенная самоуверенность; во-вторых, почти беспощадная напряженность его чувств к другим людям. (Набоков мало кому позволял считать себя другом, только отца, мать и жену с ребенком он любил с необыкновенной, неистовой преданностью.) В-третьих, его индивидуализм. Он всегда отказывался приглаживать свои вкусы и взгляды в угоду времени, ненавидел всяческие объединения, обобщения, условности. Главными и в жизни, и в творчестве для него были индивидуализм и полная независимость.
В апреле 1925 г. Набоков женился на Вере Слоним. В 1931 г. у них родился сын Дмитрий. С женой он не разлучался никогда. Этот союз прошел под знаком верности и любви. Вера Евсеевна всячески оберегала писателя от нежелательных, на ее взгляд, контактов и встреч.
В эмиграции началась для Набокова серьезная литературная работа. В 20-х годах под псевдонимом «Сирин» [1] он начал печатать стихи, переводы, а затем и прозаические произведения. Один за другим выходят его романы «Машенька», «Король, дама, валет», «Возвращение Чорба». По своей языковой структуре проза Набокова корнями уходила в классическую прозу Гоголя, Толстого, Достоевского. Но по стилю, по мировосприятию она опиралась на опыт русских символистов, в частности Андрея Белого, чей роман «Петербург» Набоков считал одним из четырех главных произведений ХХ века наряду с «Уллисом» Джойса, «В поисках утраченного времени» Пруста и «Процессом» Кафки.